Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры - Савелий Баргер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это наказание!
– Послушайте, ребе, вы всегда умеете дать совет, – молодой Нахумчик не любил тянуть длинную скамейку, он всегда шел прямо к цели, – вы умеете разъяснить сложное месте в Талмуде и мне иногда кажется, что создавая Мишну, раббейну Моше прямо таки советовался с вами.
– Нахум, пойди на кухню к рабанит, там у нее лежит гусь и можешь морочить ему голову сколько хочешь. Что ты имеешь спросить у меня? Ты уже решил жениться и пришел ко мне с этим?
– Ни-ни-ни! Не приведи Б-г, я еще не готов, а вы ведь не хотите, чтобы день моей свадьбы стал для меня девятым ава? Но вопрос мой и о женитьбе тоже, вы умеете угадать вопрос, когда я его еще не задавал! Скажите, ребе, ну почему еврею полагается иметь всего одну жену, тогда как мусульмане имеют целые гаремы? Ведь сколько жен было у царя Шломо, и это не считая наложниц! А наши праотцы – Авраам, Ицхак, Иаков – у них же было не по одной жене? Кто и почему прервал эту славную привычку? И почему можно татарину, турку и арабу, а нельзя, например, мне?
– Слушай, Нахум, мне кажется, что жениться тебе уже все-таки пора, надо будет поговорить об этом с твоими родителями. А что касается множества жен у мусульман… Отчего ты решил, что Б-г таким образом являет к ним свою милость? Мне так кажется, что это таки «да» наказание!
Она не думает ни о чём
– Евреи, я хочу поговорить с вами о дураках, – раввин Хелма проводил холодный осенний вечер в городском кабачке за кружкой пива. – Не уходите, останьтесь, хелмцы, речь пойдет не о вас! Я просто расскажу вам, какого совета просил меня проезжий коммерсант, заглянувший в наш город проездом из Лодзи в Вену. Он заглянул ко мне вечером и спросил: «Ребе, я должен принять умное решение. Я решил дать развод своей жене…» – Послушайте, мар Гольдман! Какое бы решение вы не приняли, разводиться или не разводиться, оно может быть правильным или неверным, хорошим или плохим, справедливым, как решение Соломона или нечестивым, как мысли Ирода Великого, но оно не может быть умным.
– Объясните, ребе, почему вы сейчас назвали меня дураком?!
– Потому что вы дурак, Гольдман. Вы решили развестись сейчас – значит вы были дурак, когда подписывали брачный контракт. Если тогда вы действовали, как умный еврей, значит вы стали дураком недавно, когда решили сказать «Гет!» вашей жене. У вас нет выбора, в этой ситуации вы дурак по-любому. Но не огорчайтесь, я знаю дураков еще более круглых, чем вы.
– Вы имеете в виду жителей Глупска?
– Ну что вы, тем бедолагам мог бы помочь йод, если бы мамочки давали им его с раннего детства. Я имею в виду Ицика Лейбович, который умудрился жениться, развелся и снова женился, и все это он сделал с одной и той же женщиной, о чем она только думает, рожая ему детишек одного за другим шестой раз подряд! Я все же думаю, что она не думает ни о чем, особенно ночью.
Это не отразится на твоём уме сейчас
– Ребе, мне надо с тобой посоветоваться, – сразу взял гуся за лапы Янкель, зайдя в маленький домик раввина. – Я люблю девушку и она любит меня…
– Так в чем дело? Женитесь, я быстро составлю ктубу и вы будете стоять под хупой.
– Ребе, дело в том, что она гойка! Ты знаешь, ребе, я так ее люблю, что готов креститься и венчаться с ней. Но она не хочет этого, она готова пройти гиюр, чтобы встать рядом со мной под хупу. Но я не хочу, чтобы она ради меня порвала со своим родными и своим народом…
– Что, родители не дадут за ней приданое, если она станет еврейка? Я понимаю, что ты будешь проклят и я первый наложу на тебя проклятье…
– Не в том дело, ребе! Я не хочу от нее жертвы, и она не желает жертв от меня. И я подумал – если мы с моей Баськой перейдем в ислам – каждый их нас отречется от веры отцов и никто не будет считать свою жертву исключительной!
В домике у раввина установилось тяжелое молчание, на кухне перестали греметь кастрюли и звякать ножи.
– Знаешь что, Янкель! А вы сразу станьте буддистами, у нас в Хелме так не хватает буддистов! И когда ваши души перевоплотятся, я точно знаю, что в будущей жизни ты станешь дубом. Но на твоём уме сейчас это не отразится никак!
Не хочу ослепнуть
С плачем, размазывая слезы по щекам и наматывая сопли на кулак к ребе ввалился Хаим.
– Хаим, что за горе у тебя?! – страшно переживая, спросил ребе. – Кто-то умер, не приведи Б-г? Неужели Ципора, бедная твоя матушка?
Завывая в голос, захлебываясь и заикаясь, Хаим промычал:
– Я же-же-ню-ню-сь!
– Мазл тов! Так ты не любишь свою невесту?
– Люблю больше жизни!
– Она не любит тебя? Или не согласна выйти за тебя замуж?
– Любит! Согласна!
– Тебе не повезло с будущей тещей? Родители не хотят отдавать дочку за тебя?
– Малка – мать моей Леи-Двоси замечательная женщина! А какие хремзелах она печет – объедение. И меня она любит, как сына…
– Так что ж ты ревешь белухой, дурень! Умойся и расскажи по порядку.
Пока Хаим умывался, успокаивался и пил холодную воду, стакан которой ему принесла ребецн, раввин успел прочитать не менее пяти страниц из сочинения Рамбама.
– Ребе, мой старший брат Гирш женат уже 10 лет. Он так любил свою невесту, он любит свою жену до сих пор, и детишек любит. Но как он несчастен! Он закончил ешибот, целыми днями он изучает Талмуд. Его жена Ривка работает и прачкой, и уборщицей, она ходит по богатым домам перед праздниками, чтобы помочь еврейкам на кухне и заработать грошик… Мой средний брат Мендель женат 6 лет, он любит свою Цилю и Циля любит его. Мендель закончил ешибот, он изучает Талмуд и слушай, ребе – никто не знает Рамбама так, как его знает Мендель! А если бы не помощь тестя, в доме не было бы и крошки еды, а в субботу они не могли бы сделать лехаим. Они так переживают, мои братья, а жены пилят их каждый день, ругают ленивыми дурнями и желают им, чтоб они ослепли. А я не хочу, чтобы моя Лея-Двося желала мне ослепнуть, не хочу, чтобы ее папа, чтоб ему прожить до ста двадцати, вынужден был кормить своих внуков. А я ведь в прошлом году закончил ешибот и очень люблю читать книги бен Маймона и ха-Наси! Несчастный я человек… – и Хаим снова заревел в голос, да так, что рабанит не удержалась, и тоже начала плакать…
Их гоб дих либ!
Конечно, женщины в Хелме любили своих мужчин, а как иначе – приходилось же стирать их подштанники и нательные рубахи, а сделать это без любви невозможно. И конечно же, мужчины Хелма любили своих жен, иначе почему бы пыльным улочкам городка бегало много разновозрастных детишек. Однажды в Хелм заехала театральная труппа, говорят, проездом в Вену, а может быть и в Париж. Остановились на несколько дней, арендовали огромный пустующий сарай, повесили занавес и дали в нем несколько представлений при полном аншлаге. Пьеса называлась «Любовь и алая кровь» или «Грезы и горькие слезы», а может быть и как-то иначе, точного названия никто не помнит. Написал пьесу сам директор труппы, он же был постановщиком и играл главную роль. Можно сказать, что спектакль посмотрел с замиранием сердца весь Хелм. Сначала на сцену вышел главный герой и долго говорил о своей любви. Потом вышла героиня и рассказала о своей любви к герою. Потом все остальные действующие лица мешали герою и героине остаться наедине и поговорить. Только Фернандо решит объяснить Элоизе, как он ее любит – тотчас он нужен своему другу. Элоиза решила признаться в любви – матушка отправляет ее ухаживать за больной теткой. Лишь в финале юный Фернандо, которого играл актер чуть не под пятьдесят лет, поцеловал хрупкую Элоизу весом около 110 кг и тут же все остальные герои пьесы начали бурно за них радоваться, обнимать и поздравлять. Финальная сцена пьесы вызывала особенное обильное слезотечение у женской части публики, носами шмыгали даже многие мужчины в зрительном зале. Удивительно было то, что посмотревшие пьесу женщины Хелма дружно, как одна, отказали своим мужьям в том, в чем последние не знали отказа со дня свадьбы. Ну совсем как в «Лисистрате», о которой у евреек Хелма не было ни малейшего представления. Евреи города собрались в доме у раввина просить, чтобы тот нашел ответ «что делать?» в Талмуде. Не все евреи, конечно же – самые активные, помоложе, но Хаим, которому скоро должно было исполниться шестьдесят, тоже пришел. Раввин полистал Талмуд, открыл и тут же закрыл Тору.
– Евреи, если бы вы отказались выполнять свою часть обязанностей, я бы знал. что вам ответить! Муж должен любить свою жену и любить ее он должен регулярно. Но что вам делать, когда ваши жены… не нахожу я ответа ни в Талмуде, ни в своем сердце! Надо будет спросить совета у цадика. Ребецн, которая привычно возилась у себя на кухне, слышала весь разговор и была в курсе городских событий не стала входить в комнату, просто остановилась в дверном проеме из кухни в комнату:
– Старый ты дурень! А вы, молодые и глупые и ты, Хаим, немолодой, а тоже глупый! Ваши жены посмотрели пьесу про «Что-то-там про любовь» и всего лишь захотели не только стирать ваши портянки и чистить лапсердаки, готовить вам цимес и фаршировать рыбу! Они хотят всего лишь услышать от вас что-то ласковое, впервые в жизни получить хоть какой-то подарок, увидеть, что вы их по-прежнему любите! Когда в последний раз вы делали что-то подобное? А ведь в театре этот мишугинер Фернандо постоянно говорил и своей ненормальной и всем вокруг. как он ее любит! Задумчивые, выходили евреи от раввина. чтобы передать соседям слова ребецн. Интересно, что такого количества цветов хелмские цветочницы не продавали ни в один вечер ни до, ни после этого вечера. А сколько раз в эту ночь в Хелме звучало «Их гоб дих либ!» просто не поддается никакому подсчету.
